Области тьмы - Страница 13

Вернон был весьма уклончив — при его работе это положено по штату — но из-за этого я не особо понимал, о чём он толкует. Хотя у меня сложилось впечатление, что его бизнес с МДТ начался уже давно, может, даже пару лет назад. Ещё мне показалось, он очень хочет говорить о нём, но ещё не уверен, насколько можно мне доверять, и он обрывает себя посреди предложения, и в тот момент, когда ему кажется, что он сейчас выдаст что-то важное, он притормаживает, а потом быстро переключается на псевдонаучную торгашескую болтовню, упоминая нейротрансмиттеры, области мозга и комплексы клеточных рецепторов.

Он вертелся на диване, раз за разом поднимая левую ногу и вытягивая её, как футболист, а может, танцор, бог его знает.

Пока он говорил, я относительно спокойно сидел и слушал.

Со своей стороны я рассказал Вернону, как в 1989 году — вскоре после развода — мне пришлось уехать из Нью-Йорка. Я не упомянул тот факт, что он тоже внёс свою лепту в ту ситуацию, потому что его надёжные поставки Боливииской Небесной Пыли довели меня до проблем со здоровьем и деньгами — иссушенные носовые пазухи, истощенные финансы — они в свою очередь стоили мне работы выпускающего редактора в ныне покойном журнале моды и искусства, «Chrome». Зато я рассказал ему про поганый год жизни безработным в Дублине, когда я преследовал неуловимую, миазматическую идею литературного существования, и о трёх годах в Италии, где я работал учителем и делал переводы для агентства в Болонье, и узнал много интересного про еду… например, что овощи не обязательно должны продаваться круглый год в виде корейской кухни, на самом деле у них есть сезоны, они появляются и исчезают недель за шесть, и в это время ты яростно готовишь их по-всякому, например, ризотто со спаржей, яйца со спаржей, феттучине со спаржей, а через две недели у тебя и в мыслях нет спросить у зеленщика спаржу. Я болтал и видел, что Вернон начинает беспокоиться, так что я ускорился и рассказал, как в конце концов вернулся из Италии, обнаружил, что технология издания журналов кардинально изменилась, и всё, чему я научился в поздние восьмидесятые, теперь невостребовано. Потом описал последние пять-шесть лет жизни, что всё было очень тихо, никаких событий, я плыл по течению, в стремительном потоке относительной умеренности и комфортного питания. Но что у меня большие надежды связаны с той книгой, над которой я работаю.

Я не планировал перевести разговор ближе к делу, но Вернон посмотрел на меня и сказал:

— Ладно, поглядим, чем мы тут можем помочь.

Эта фраза меня задела, но это ощущение быстро стихло, а потом усилилось от осознания, что он-таки действительно может мне помочь. Я улыбнулся ему и поднял руки.

Вернон кивнул, хлопнул по коленкам и сказал:

— Ладно, между тем, может, хочешь кофе или перекусить?

Не ожидая ответа, он рывком поднялся с дивана. Пошёл в кухонную зону в углу, которую от комнаты отделяли стойка и табуретки.

Я тоже поднялся и пошёл за ним.

Вернон открыл холодильник и заглянул туда. Через его плечо я видел, что там почти пусто. Стояла пачка апельсинового сока «Тропикана», которую он вынул, потряс и поставил на место.

— Знаешь, что? — сказал он, оборачиваясь ко мне. — Я хочу попросить тебя об одолжении.

— Каком?

— Я сейчас не в той форме, чтобы выходить из дому, но скоро мне придётся кой-куда сбегать… и мне нужно забрать костюм из химчистки. Могу я попросить тебя спуститься за ним? И может, ты заодно принесёшь чего-нибудь нам на завтрак?

— Конечно.

— И ещё аспирина бы.

— Конечно.

Стоя передо мной в трусах, Вернон казался тощим и в некотором роде жалким. Ещё с такого близкого расстояния я видел морщинки на лице и серые пряди волос на висках. Кожа его тоже постарела. Внезапно я увидел прошедшие десять лет. Без сомнения, глядя на меня, Вернон думал — с точностью до — о чём-то подобном. От этого в животе у меня появилось мерзкое ощущение, особенно в сочетании с тем, что я пытался подлизаться к нему — к моему дилеру — соглашаясь сбегать вниз за его костюмом и за едой на завтрак. Я был потрясён, как быстро всё встало на место, отношения дилер-клиент, как легко достоинство было принесено в жертву в обмен на гарантированный пакетик, или грамм, или болик, или, в нашем случае, колесо, которое обойдётся мне в большую часть месячной ренты.

Вернон прошёл через комнату к старому бюро и вытащил кошелёк. Пока он рылся там в поисках денег и квитанции из химчистки, я заметил «Boston Globe», лежащий на стеклянном столике. На передовицу они вынесли опрометчивые комментарии министра обороны Калеба Хейла насчёт Мексики, но с чего, спросил я у себя, житель Нью-Йорка читает «Boston Globe»?

Вернон повернулся и подошёл ко мне.

— Возьми мне поджаренную английскую оладью с яичницей и сыром, к ней канадский бекон и обычный кофе. И себе чего хочешь.

Он дал мне купюру и маленький синий квиток. Я сунул квиток в нагрудный карман куртки. Посмотрел на купюру — на хмурое бородатое лицо Улисса С. Гранта — и протянул её назад.

— Что, ваша местная закусочная будет разменивать полтинник ради английской оладьи?

— Почему бы и нет? Хуй с ней.

— Я заплачу.

— Как хочешь. Химчистка на углу Восемьдесят девятой, а закусочная сразу за ней. В том же квартале магазин газет, там можно купить аспирин. Да, возьми мне заодно «Boston Globe».

Я посмотрел на газету на столе. Он перехватил мой взгляд и сказал:

— Это вчерашняя.

— А, — сказал я, — а сейчас ты хочешь сегодняшнюю? — Да.

— Ладно, — сказал я и пожал плечами. Потом развернулся и пошёл по узкому коридору к двери.