Вернув записную книжку в конверт, я начал считать деньги.
Девять тысяч четыреста пятьдесят долларов.
Шесть пятидесяток я сунул в кошелёк.
Потом расчистил стол, сдвинув в сторону клавиатуру, и принялся считать таблетки. Я складывал их в горки по пятьдесят, и когда я закончил, их набралось девять, и ещё семнадцать таблеток. Используя сложенный листок, я сгрёб 467 таблеток назад в пластиковый пакет. Сидя, я разглядывал его, ничего ещё не решив, потом отсчитал десяток. Их я положил в горшочек на деревянной полке над компьютером. Остальные деньги и таблетки я сунул в большой коричневый конверт и отнёс его в спальню. Положил его в пустую коробку из-под ботинок на дне шкафа, потом накрыл её одеялом и кипой старых журналов.
После этого покрутил в голове идею принять одну из таблеток и с ходу решить одну из проблем. Однако решил воздержаться. Я устал, и мне надо было отдохнуть. Но прежде чем отправиться в постель, я сел на диван в комнате и выпил ещё пива, всё время разглядывая горшочек на полке над компьютером.
Хотя воспоминания уже начали размываться, сейчас, сидя в плетёном кресле в мотеле «Нортвью», я могу вспомнить следующий день, четверг, и ещё пятницу, как… дни — отдельные куски времени, у которых есть начало и конец… встаёшь, потом сколько-то часов спустя ложишься в кровать. Я каждое утро принимал по дозе МДТ-48, и каждый опыт проходил примерно так же, как в первый раз, что значит, меня почти сразу вшторивало, я всё время оставался в квартире и продуктивно — очень продуктивно — работал, пока его действие не заканчивалось.
В первый день я отклонил много приглашений куда-нибудь сходить с друзьями и отменил дела, назначенные на вечер пятницы. Я закончил вступление, вышло 11 000 слов, и спланировал остальную книгу, а именно, какой подход я использую в подписях к иллюстрациям. Естественно, я не мог писать текст, пока не решил, какие именно иллюстрации использую, так что я решил заняться трудоёмким процессом выбора. Это заняло много часов. Конечно, в норме ушло бы недель четыре-шесть, но в то время я старался особо не думать о таких вещах. Я собрал все нужные материалы — вырезки, журнальные публикации, обложки альбомов, коробки слайдов, фотографии — и разложил их на полу посреди комнаты. Я начал рыться в них и подбирать длинные и качественные серии. Вскоре у меня был готов предварительный список иллюстраций и я мог начать готовить подписи.
Но когда это было сделано, я вдруг понял, что остаток работы займёт ну ещё день, а потом что, книга будет готова? Полный черновик, и всего за пару дней? Ладно, но я обдумывал её месяцами, собирал материалы, крутил в голове. Я продумал её схему — в каком-то роде. Я проделал немало исследований. Я придумал заголовок. Правда?
Может быть. Но нельзя было отрицать, что для такого эндоморфного слизня, как я, — а в центре моей системы ценностей стояла идея, что некоторый недостаток дисциплины можно только приветствовать — сделать такой объём работы за два дня — это нечто особенное. Однако против я не был.
Утром в пятницу я продолжал готовить подписи и примерно к обеду стало ясно, что сегодня я эту работу закончу, так что я решил позвонить Марку Саттону в «Керр-энд-Декстер» и сказать, на каком я этапе. Он сначала захотел узнать, в каком состоянии инструкция по телекоммуникациям, для которой я готовил текст.
— Как там дела?
— Почти всё готово, — соврал я. — Будет у вас в понедельник утром. — Как раз успею.
— Отлично. Эдди, о чём ты хотел поговорить?
Я объяснил, на каком этапе «Включаясь», и спросил, не хочет ли он почитать. — Ну…
— Форма уже вырисовалась. Может, надо местами подправить, но не особо…
— Эдди, срок работы кончается только через три месяца.
— Знаю, знаю, но я думал, что если в этой серии ещё есть свободные заголовки, может, я смогу… сделать ещё одну?
— Свободные заголовки? Эдди, их все уже разобрали, и ты знаешь. Твой, Дина, Клер Дормер. Ты о чём?
Он был прав. Мой друг, Дин Беннет, готовил «Венеру», книгу о самых прекрасных женщинах века, а Клер Дормер, психиатр, написавшая несколько статей для популярных журналов о парафренном бреде, работала над «Детьми Экрана», о том, как дети изображаются в классических телекомедиях. В списках было ещё три названия. Кажется, одно из них — «Великие здания».
Остальных не помню.
— Ну не знаю. А как насчёт второго этапа? — спросил я. — Если эти книги хорошо разойдутся…
— Эдди, пока второй этап не спланирован.
— Но если они пойдут?
На этих словах я услышал тихий раздражённый вздох. Он сказал:
— Мне кажется, второй этап может быть. — И после паузы осторожное: — Есть предложения?
Я ещё об этом не думал, но мне так не терпелось заполучить новый проект, что, прижав трубку к плечу, я принялся рассматривать полки в комнате и перебирать идеи.
— Как насчёт, дайте подумать… — Я смотрел на корешок большого серого тома на полке над музыкальным центром, я отобрал его у Мелиссы после того, как мы сходили на фотовыставку в Музее современного искусства. — Как насчёт книги о великих фотографиях из новостей? Можно начать с потрясающего снимка Кометы Галлея. 1910 года. Или фотография Бруно Хауптманна, помните… во время казни? Или авария поезда в Канзасе в 1928-м? — Передо мной вдруг появилось видение искорёженных вагонов, чёрных клубящихся облаков дыма и пыли. — Ещё… что ещё? Есть Адольф Гитлер, сидящий с Гинденбургом и Германом Герингом у Монумента Танненберга. — Новый образ, на этот раз растерянный Герман Геринг что-то держит в руках, опустил на него взгляд, а выглядит это прямо как ноутбук. — А потом у нас есть… ковровые бомбардировки Парижа. Высадка в День Д. «Спор на кухне» в Москве, с Хрущёвым и Никсоном. Обожжённый напалмом ребёнок из Вьетнама. Похороны Аятоллы. — Просто глядя на корешок книги, я буквально видел все эти фотографии, и очень ярко, одну за другой, просматривал их, как на микрофише. Я потряс головой и сказал. — Есть тысячи других. — Перевёл взгляд с книжных полок и сделал паузу. — Или, не знаю, можно выбрать что угодно, хоть плакаты к фильмам, рекламу, приспособления двадцатого века, вроде консервной открывашки, калькулятора или камкордера. Можно сделать автомобили.