Области тьмы - Страница 7

Стол я передвинул на другой конец комнаты, от чего появилось новое место для коробок с бумагами, прежде стоявших на полках. На освободившееся пространство я поставил диски. Потом переставил разные предметы, стоящие где попало: столик, на котором я обедаю, комод, телик с видаком. Потом я поснимал с полок все книги, повыкидывал штук сто пятьдесят: дешёвенькие детективчики, ужастики и научную фантастику, которые никогда не буду перечитывать. Сложил их в два чёрных пакета, вынутых из серванта в коридоре. Потом взял новый пакет и начал перекапывать бумаги на столе и в ящиках. Беспощадно выкидывал всё, что хранить незачем, всякую фигню, которую несчастный наследник после моей смерти тут же немедленно отправил бы в помойку, ибо зачем могут понадобиться… да, зачем могут понадобиться старые любовные письма, чеки, счета за газ и электричество, пожелтевшие распечатки неизданных статей, инструкции по пользованию для бытовой техники, которой у меня давно нет, буклеты с праздников, на которые я не ходил… Господи, мне пришло на ум, когда я сваливал этот мусор в пакет, в каком дерьме приходится разбираться после нас другим людям. Не то чтобы я собирался помирать, но меня с головой накрыло стремление разобрать бардак в квартире. И в жизни тоже, пожалуй, потому что когда я принялся разбираться в рабочих материалах — папках с газетными вырезками, иллюстрированных книгах, слайдах, компьютерных файлах — в основе лежало желание работать над проектом, чтобы его закончить, а закончить, чтобы освободить в жизни место для чего-то нового, наверное, более амбициозного.

Когда на столе установился порядок, я решил пойти в кухню и налить себе стакан воды. В горле пересохло, вернувшись домой, я ещё ни капли жидкости не выпил. В тот момент мне в голову не пришло, что я редко пью воду. На самом деле мне не пришло в голову, что вообще всё происходящее довольно странно — странно, что по возвращении я не бросил якорь в кухне, странно, что я до сих пор не вцепился в банку пива.

И тем более мне не показалась странной мысль, что по дороге надо быстренько оправить покрывала на диване и кресле.

Когда я толкнул дверь кухни и включил свет, сердце мое упало. Кухня была длинной и узкой, со старомодными пластико-хромовыми шкафами и большим холодильником. Всё доступное пространство, включая раковину, было погребено под тарелками и грязными кастрюлями, пустыми коробками из-под молока, пачками из-под крупы и раздавленными пивными банками. Я замер секунды на две, а потом бросился убираться.

Когда я ставил на место последнюю надраенную кастрюлю, я бросил взгляд на часы и увидел, сколько уже времени. Мне казалось, что я вернулся домой не так давно, минут тридцать — сорок назад, но теперь я понял, что уборка заняла три с половиной часа. Я оглядел кухню, с трудом её узнавая. Потом, ощущая себя всё сильнее сбитым с толку, я вернулся в комнату и остолбенело уставился на произошедшие там перемены.

И ещё кое-что — за все три с половиной часа с тех пор, как я вернулся, я ни разу не закурил, что для меня было неслыханно.

Я пошёл к стулу, где оставил куртку. Вынул пачку «Кэмэл» из бокового кармана и, держа её в руке, принялся разглядывать. Знакомая пачка, с профилем верблюда, неожиданно показалась маленькой, съёжившейся, никак со мной не связанной. Не воспринималась она частью моей повседневности, неким продолжением меня, и вот тогда всё стало окончательно странно, потому что это был самый долгий период бодрствования годов с семидесятых, который я провёл без сигареты, и при этом у меня не было ни малейшего желания курить. К тому же, я с ланча ничего не ел. И не отливал. Это всё было очень, очень странно.

Я вернул пачку сигарет туда, откуда взял, да так и замер, разглядывая куртку.

Я был сбит с толку, потому что без сомнения меня «вшторило» то, что мне дал Вернон, но я никак не мог разобраться, что же это за приход такой. Я растерял свои потребности и убрался в квартире, ладно — но что это всё значит?

Я развернулся, пошёл к дивану и медленно сел. Прикол в том, что чувствовал я себя хорошо… но это не считалось, потому что я был таки большим неряхой, и моё поведение, как минимум, было весьма нехарактерно. Я имею в виду, что это было — наркотик для тех, кто хочет стать аккуратистом? Я пытался вспомнить, может, я уже о чём-то похожем слышал или читал, но в голову ничего не приходило, и через пару минут я решил на диване растянуться. Положил ноги на подлокотник, а головой зарылся в подушку, размышляя, может, удастся перенаправить эту штуку, изменить параметры, сдвинуть ощущения. Но почти сразу появилось какое-то напряжённое, колючее ощущение, острое чувство дискомфорта. Я скинул ноги с дивана и встал. Несомненно, мне хотелось чем-нибудь заняться. Исследования беспокойных вод неизвестного, непредсказуемого и часто более чем не рекомендуемого врачами химического вещества последний раз случались в моей жизни много лет назад, в те далёкие, странные средние восьмидесятые, и я жалел, что так ненароком — и тупо — позволил себе вновь к ним вернуться.

Я послонялся туда-сюда, потом пошёл к столу и сел в крутящееся кресло. Просмотрел бумаги, относящиеся к инструкции по телекоммуникационному тренингу, которые я готовил, но этой нудятиной не хотелось забивать себе голову.

Я посидел, покрутился в кресле, окинул взглядом комнату. Куда бы ни смотрели глаза, везде лежали напоминания о моём проекте книги для «Керр-энд-Декстер» — иллюстрированные тома, коробки слайдов, груды журналов, фотография Олдоса Хаксли, прикнопленная к доске на стене.

«Включаясь: от Хэйт-Эшбери до Силиконовой Долины».