— Да?
— Геннадий? — Да.
— Это Эдди.
— Эдди. Чего надо? Я занят.
На секунду я уставился на стену передо мной.
— У меня есть синопсис того, что мы обсуждали. Где-то на двад…
— Отдашь завтра утром. Посмотрю.
— Геннадий… — Он отключился. — Геннадий? Я положил трубку.
Завтра пятница. Совсем забыл. Геннадий придёт за первой выплатой по долгу. Бля.
Деньги не проблема. Я могу выписать ему чек на всю сумму, плюс проценты, плюс бонус за то, что он — Геннадий, но так дело не пойдёт. Я сказал, что у меня есть синопсис. Теперь надо его написать до утра — иначе он будет тыкать в меня ножом, пока не растянет связки в руке.
Мне не больно-то хотелось заниматься этим делом, но я понял, что это не самый плохой способ занять себя, так что вошёл в Сеть и начал собирать информацию. Я выучил соответствующую терминологию и придумал сюжет, вольно основанный на недавнем сицилийском суде над мафией, подробный отчёт о котором нашёл на сайте Джона Итальянца. Где-то за полночь я, сцена за сценой, набил двадцати-пятистраничный синопсис для «Хранителя Кодекса», истории Организации.
После этого я принялся рыться в журналах в поисках рекламы агентств по продаже недвижимости. Я решил, что позвоню наутро крупному риэлтору в Манхэттене и договорюсь о съёме — или даже покупке — новой квартиры.
Потом я лёг в постель и часа на четыре-пять погрузился в то, что в те дни заменяло мне сон.
Геннадий приехал в девять-тридцать. Я по домофону открыл входную дверь, сказав ему подниматься на третий этаж. По лестнице он поднимался целую вечность, и когда он материализовался в комнате, казалось, что он измучен и ему всё надоело.
— Доброе утро, — сказал я.
Он поднял брови и огляделся. Потом посмотрел на часы.
Я распечатал синопсис и сунул в конверт. А теперь взял его со стола и сунул ему. Он принял конверт, покачал в руке, словно прикидывая, сколько он весит, а потом спросил:
— Где деньги?
— А… Я хотел выписать чек. Сколько я должен?
— Чек?
Я кивнул, вдруг почувствовав себя идиотом.
— Чек? — сказал он снова. — Ты чего, ёбнулся? Мы что, по-твоему, банк что ли?
— Геннадий, знаешь…
— Молчать. Не принесёшь сегодня деньги, у тебя охуительные проблемы, друг — ты понял?
— Деньги есть.
— Отрежу яйца.
— Да есть у меня деньги. Господи. Я просто не подумал.
— Чек, — сказал он снова с презрением. — Ебанись.
Я пошёл к телефону. После первых же дней в «Лафайет» у меня выработались весьма искренние отношения с услужливым и румяным менеджером банка, Говардом Льюисом, так что я позвонил ему и сказал, что мне нужно двадцать две тысячи наличными — и может ли он приготовить их для меня за пятнадцать минут.
— Никаких проблем, мистер Спинола.
Я положил трубку и обернулся. Геннадий стоял у моего стола, спиной ко мне. Я что-то пробормотал, чтобы привлечь его внимание. Он повернулся ко мне лицом.
— Ну?
Я пожал плечами и сказал:
— Поехали в банк.
Мы поймали такси и в молчании поехали на Двадцать Третью и Вторую, где стоял мой банк. Я хотел поговорить про синопсис, но Геннадий явно был в очень плохом настроении, и я решил промолчать. Получив деньги у Говарда Льюиса, я на улице отдал их Геннадию. Он сунул пачку банкнот в таинственные внутренности своей куртки. Подняв конверт с синопсисом, он сказал:
— Буду посмотреть.
Потом он, не попрощавшись, ушёл по Второй-авеню.
Я перешёл улицу и согласно новой стратегии — есть хотя бы раз в день — пошёл в закусочную, где заказал кофе и оладью с черникой.
Потом я пошёл на Мэдисон-авеню. Кварталов через десять я остановился перед офисом риэлтора под названием Салливан и Драскелл. Я вошёл внутрь, порасспросил девочку в приёмной и углубился в разговор с брокершей по имени Элисон Ботник. Ей было далеко за сорок, она носила модное тёмно-синее шёлковое платье и пиджак в тон. Я быстро понял, что хотя я пришёл в джинсах и свитере, и мог бы легко оказаться кассиром из винного магазина — или писателем-фрилансером — эта женщина точно не знала, кто я, поэтому была начеку. По её мнению, я вполне мог оказаться новым дот-ком миллиардером, ищущим двенадцатикомнатную квартиру на Парк. В наши дни такие вещи не враз определишь, и я оставил её гадать.
Пока я шёл по Мэдисон, я прикидывал цену в районе 300 000 долларов, максимум 500 000, но теперь до меня дошло, что, учитывая мою работу с Ван Луном и перспективы с Хэнком Этвудом, я вполне могу увеличить размах — два миллиона, три миллиона, или даже больше. Когда я стоял в шикарной приёмной Салливан и Драскелл, листая глянцевые брошюры с шикарными квартирами в новых зданиях, вроде Меркьюри или Целестиал, и слушая речи Элисон Ботник с настойчивыми лексическими ударами по голове — сверхсовременная, ликвидная, ажиотаж, близко, близко, близко — я чувствовал, что притязания мои растут с каждой минутой. Ещё я прямо видел, как Элисон Ботник снимает с моего образа пятнадцать лет, одевает меня в майку Калифорнийского университета и бейсболку — убеждая себя, что я таки и есть дот-ком миллиардер. Я подбросил угля в топку, когда между делом отмахнулся от её предположения, что, учитывая груду бумажной работы, необходимой, чтобы пройти процедуру отсева в кооперативном совете, я вряд ли решусь связываться с кооперативной квартирой.
— Советы сейчас очень переборчивы, — сказала она, — не то чтобы…
— Конечно, нет, но кто хочет проиграть без боя? Она оценила.
— Ладно.
Наша взаимная манипуляция, чтобы ввести друг друга в соответствующее состояние финансового и профессионального возбуждения, могла закончиться только одним: просмотром вариантов. Сначала она повезла меня смотреть довоенный кооператив на Восточных Семидесятых между Лексингтоном и Парком. Мы взяли такси, и пока болтали о рынке и его нынешнем состоянии, у меня появилось приятное ощущение контроля — и управления, как будто я сам разработал программное обеспечение для этой интерлюдии, и всё идёт как надо.